Итак, моя командировка в Париж и Амстердам продолжа-лась, и я сел в Париже на скорый поезд. У поезда было сексуаль-ное название “Талис”. По–армянски это значит “Отдавая”. Ну что ж, на то она и Голландия – страна победивших прав человека жениться на приятеле или курить все виды травки, не шарахаясь от полицейских. Сегодня Голландия так и живет – отдавая всем и вся некогда важные нравственные ценности.
Но пока я, уютно устроившись в кресле поезда, наблю-дал идиллические пейзажи за окном. Коровы были в точности такими же, как на полотнах великих голландцев прошлого, дома крестьян сохранили свою первозданность, но сверкали молодостью, и нигде не были выставлены на обозрение груды навоза. Может, у них в Голландии выведена порода безотходных коров? Сидевшая в креслах напротив меня парочка молодых французов оживленно перешептывалась, и часто упоминавшиеся Amstel Gold, Sativa, Indica, LCD и прочие марки изысканной дури свидетельствовали: ребята собрались на уикенд не в музей Ван Гога..
Через какие–то 3,5 часа я был уже в Амстердаме. Встретил меня беспрерывный друг детства, отрочества и молодости Леон. Живет он там давно, добился успехов и знает Амстердам не хуже Еревана. Так что является незаменимым гидом.
– Ну, Леон, – сказал я после встречи на вокзале, – давай, показывай свой хваленый Амстердам. Послоняемся по музеям, распробуем свежее голландское пиво без консервантов, словом – ударимся в загул!
Леон знал свое дело великолепно, но был удивлен:
– Слушай, – сказал он. Кто бы ни приезжал ко мне, все просятся только в Красный Квартал! Так что ты меня обрадовал. А то в полиции, должно быть, у меня сложилась репутация сутенера. Айда куролесить по твоей программе!
И мы поехали в Базар: не на рынок, а в ресторан, переделанный из католического храма в мечеть, для того чтобы служить рестораном.
Это у нас с вами от подобной чехарды специализаций глаза на темечко лезут. Для Амстердама любые переделы нормальны. Здесь корабли превращают в гостиницы, и заезжая молодежь обожает ютиться в их крошечных каютах, где есть всë: туалет, душ и спутниковые каналы с самой грязной порнухой, какую только можно состряпать. Здесь бывшие пакгаузы превращены в наикрупнейший черный рынок континента – Бевервайг, где можно купить товар любой номенклатуры: от сворованной в берлинских моллах парфюмерии до табельного оружия российского спецназа. Здесь самый высокий в Европе процент операций по перемене пола, которые оплачиваются – вы удивитесь, друзья мои, – медицинской страховкой! Однако гей–правозащитники не удов-летворены достижениями и требуют от властей, чтобы страховка покрывала и дополнительные расходы.
– Чего стоит трансформация из мужчины в женщину, если новая женщина вынуждена жить с кадыком и постоянно растущей бородой? Или если у мужчины по–прежнему есть грудь? – задаются они резонным вопросом и продолжают бороться за бесплатный передел до самого логического конца.
Словом, Амстердам – это город с постоянной тягой к новизне во всем, и храмы в этом вопросе – не исключение.
Так что мы поехали в Базар, католический храм, купленный у муниципальных властей турецкими евреями и переделанный в ресторан, отдекорированный под мечеть. Блюда были вкусные, армянские, без экзотики, но и без намеков на армянское происхождение. Ну ничего, нам не привыкать. Даже гордясь своими тюльпанами, голландцы рассказывают, что цветочки эти культивировались в Малой Азии с I века турками. Хотя когда последние впервые объявились в Европе спустя 1200 лет после отмеченной даты и взяли Константинополь, сами–то еще не знать не ведали, что они – турки, и местные армяне так их обзовут в дальнейшем по весьма деликатной причине. Но и это неважно, друзья мои. Вот пиво на территории бывших католиков, что попала в руки иудеям, которые придали ей исламистский толк, было действительно вкусное, холодное!
– Merci, – благодарно улыбнулся я официанту, памятуя свой неудачный опыт распития в Париже, и бывший алжирец вышколенно среагировал:
– À Votre santé, monsieur[1].
В веселом после хорошего обеда настроении мы отправились с Леоном пешком в музей Рембрандта и заметили очень симпатичных, но не так чтобы совсем одетых девочек. Девочки направили свои стопы к церкви, мы – за ними. Но улыбчивый охранник что–то такое лопочет по–ненашему и заворачивает нас обратно.
– Что это он такое говорит, Леон? – возмутился я, – он что – нас за мусульман принял? В чем, собственно, проблема?
– Да нет, – улыбается в свою очередь Леон, – мы с тобой афишу проглядели. – Вон, видишь, розовым по голубому написано: “Сегодня, в субботу, в церкви проводится дискотека для лесбиянок”.
И я понял: христианству в Голландии – полный атас, в то время как мечети и другие культовые сооружения отстраиваются и разнообразятся. И это уже так же неотвратимо, как установленный поодаль от другой христианской церкви бронзовый памятник голландской проститутке в момент обслуживания клиента несе-мейным способом. Да, благодарные потомки веками будут ходить к памятнику и укладывать к его подножию свои фирменные тюльпаны. И славить склонившуюся в бронзовом поклоне перед клиентом героиню трудового фронта, увековеченную за то, что она и ее коллеги патриотично и ежегодно пополняют государственный бюджет своей страны миллиардом евро. Голландия, прекрасная страна, ты – страшный футурологический прогноз для всей Европы!
– Слушай, а как там Гуус? – спросил я Леона, и тот прыснул.
Гуус Ван Виллем – сосед Леона по лестничной клетке в симпатичном районе Амстердама, сверкающем ухоженными лужайками. Два года назад Гуус, профессор математики одного из колледжей Амстердама, приехал в Ереван на экскурсию, и Леон попросил меня взять над ним дружеский патронаж, на что я с готовностью согласился. Однако моя инициатива показать ему Ереван была перехвачена на корню. На второй день пребывания в Ереване Гуус закатился ко мне домой с расписанной всеми косметическими красками дивой и сообщил, что нашел свою мечту. Мечта работала в магазине мужской обуви продавщицей, и невзирая на высокохудожественную роспись, глазки свидетельст-вовали, в скольких и каких перипетиях их хозяйка успела перебывать. Я, конечно, был поражен, однако что не случается на белом свете с нашим братом, друзья мои? А вдруг и вправду неженатому профессору нужно было переться из Нидерландов в Армению, чтобы найти здесь свою лучшую половину, и именно в обувном магазине?
Так что Гуус глубоко и последовательно пропал из моего поля зрения, а когда я его провожал в аэропорту, то наблюдал потрясающую сцену расставания Лейли и Меджнуна, Ромео и Джультты, Тристана и Изольды и пр., если рассматривать вектор трагических любовных историй с Востока на Запад. В обозре-ваемом случае это были Гуус и Эмма. Напоследок профессор сообщил мне, что они с Эммой решили пожениться, однако у нее не всë в порядке с документами, паспорт – просроченный грузинский, так что ей предстоит съездить в свой Самцхет для срочного получения нового. Оперативность предполагала дополнительные расходы, каковые и были выданы Гуусом Эмме в размере пяти тысяч баксов.
Прошел год, и я был поднят ночным звонком Леона, попросившего взять патронаж над приезжающим в Ереван кем бы вы думали? Ну да, Гуусом.
– А что его обувная Дульсинея?– поинтересовался я, – не приезжает с ним?
– Вообще–то ее звали Эммой, – мрачно откликнулся Леон, но она исчезла вместе с баксами, и Гуус безутешен.
– Ладно, – откликнулся я, – не унывай, Леон, уж на этот раз я его не упущу!
– Хорошо бы, – понадеялся мой друг и повесил трубку.
Итак, профессор прибыл прямым рейсом Амстердам–Ереван, я приписал его к группе своих туристов из Франкфурта, и он поехал колесить с ними по всем возможным достопримечатель-ностям. Но на четвертый день, точнее – полночь, я был поднят с постели визитом Гууса. С ним была хорошенькая девушка с высокохудожественной росписью всего лица и она оказалась мечтой всей жизни нашего гостя. А работала она – где бы вы думали, друзья мои? Ну да, в обувном магазине! В отличие от исчезнувшей коллеги по мужской обувке, Лариса обладала всем комплектом полноценных документов, так что Гуус сходил в посольство, получил анкету на приглашаемую в Голландию невесту и через неделю отбыл восвояси, предварительно устроив душераздирающую сцену расставания в аэропорту.
Теперь вот прошел еще год, и я вполне невинно спросил у Леона:
– А как Гуус?
– Как – как? – прыснул Леон, – нормально. Лариса приехала к нему, они расписались, зажили довольно хорошо. Она сама готовила обеды – представляешь? Вкусные! В Амстердаме это – редкость. Гуус был счастлив. Но через полгода раздался звонок из Польши, где Эмма угодила в местную тюрьму на пару месяцев из–за контрабанды чего–то, что везла для Гууса…
– Коньяк, что ли?
– Не знаю…
– И?
– И Гуус выслал ей еще пару тысяч евро, чтобы она сумела добраться до Амстердама.
– А Лариса?
– К тому времени Лариса ушла жить к другому нашему соседу – депутату парламента.
– А Эмма?
– Эмма живет с Гуусом душа в душу и даже готовит ему обеды. Вкусные.
– У твоих соседей что – мания на армянских продавщиц? Причем – обувных? – поинтересовался я, не приходя в сознание.
– Нет, – улыбнулся он нехотя, – просто они во сто крат невинней здешних фрау.
Вот за это я люблю Амстердам. За непосредственность. За вечно свежий взгляд на всë и вся. Его жители бесконечно пробуют и никогда не унывают. Есть такая статистика: трое из десяти подданных Голандии хоть один раз пробовали себя на гомосексуальном фронте. Невзирая на это, Голландия – одна из самых отсталых стран в Западной Европе в плане научного и технического новаторства. А как вы думали? Весь пыл используется на личном фронте, и там же расходуется весь адреналин. Хотя в Голландии есть, например, Институт по изучению влияния наркотиков на местный народ, и рапорты института внушают надежду, что новорожденным младенцам этой цветущей страны скоро начнут делать иньекции конопли вместо прививок от детских болезней.
Но есть у них и хорошие новшества: гостевые замужества, например. Супруги живут порознь и встречаются только по субботам и воскресеням. А ведь согласитесь, друзья мои, что для некоторых из вас это было бы спасением!
Музей Рембрандта устроен в доме, в котором основоположник голландского Золотого века прожил почти 20 лет и создал свои величайшие полотна. А в 1658 году художник всех времен и народов был вынужден продать его с молотка за долги местным ростовщикам и умереть затем в нищете. Да уж, для этого нужно было родиться Арменсом Ваном Рейном, чтобы тебя так здорово затравили. А уж потом, через четверть тысячелетия, когда в 1911 году по приказу королевы Вильгельмины отреставрировали отнятое ростовщиками жилище, быть удостоенным дома–музея своего имени и гордости страны – Рембрандта Ван Рейна. Без Арменса.
–Так что? – спросил меня приуставший Леон к концу третьего дня наших с ним культурологических исследований, – ты уверен, что не хочешь хоть одним глазком взглянуть на Улицу Красных Фонарей? Ведь утром ты улетаешь домой.
– Хочу! – честно признался я, – иначе товарищи не поймут меня в Ереване. Только держи меня подальше от танцовщиц преклонного возраста. У меня нет страховки, покрывающей похороны партнерши вследствие ее седьмого инфаркта во время ознакомительной беседы за круглым столом.
И мы отправились в квартал разврата всей Европы. Но я был неправ, друзья мои. Это был не обычный порнорайон, а настоящий музей. Живой Эрмитаж в благородных витринах! Даже нельзя было трогать экспонаты. Девицы и инварианты на любой вкус. Начиная с черных карликов– трансвеститов до реальных писаных красавиц.. Признаться, сперва а был огорошен: ну что тут делают красавицы? Потом понял: ведь красота – условие профприго-дности проститутки, иначе это уже не секс, а зоофилия. На протяжении восьми веков красавицы этого квартала называют свою цену, а вы послушно соглашаетесь. Торги здесь неуместны. Идете к ней в комнатушку размером два на три. С красным фонарем и красными занавесками. Она все делает за вас. Да, все, до самого победного конца! Кайф – исключительно визуальный. Прикасаться к ней руками нельзя. Тут каждая вторая – стукач полиции, а первая – сама полицейский. Кнопки везде. Видеоамеры, наверно, тоже. Ощущение такое, что ты участвуешь в следственном эксперименте. Скоро на тебя опять наденут наручники и отвезут обратно в тюрьму. Длительность сеанса – 15 минут.
Потом уже, в приличном кафе–шопе, где участливый официант будет предлагать вам широкий спектр заморской марихуаны, вы сможете напридумать прелести этих девиц и сладкие ощущения от контактов с ними. Без наркотиков Красные Фонари не сработают, нет. Это – обязательное дополнение. Кто сделал глупость навестить Красный Квартал в первый день прибывания, тот оттуда уже не выйдет. Но Париж правильно настроил меня. Спасибо, Париж! Спасибо, Амстердам! Ты – как скорый поезд “Талис”, отдающий себя всем и раздающий всë и вся. О прекрасные европейские города, а люблю вас! Я люблю вас всем накалом любви заезжего командировочного, который смотрит и сравнивает, пробует, сравнивает и приходит к обязательному выводу: я люблю тебя, родина!
[1] За Ваше здоровье, господин. (франц.).