Лежит в операционной готовенький к разрезанию пациент, но еще без наркоза. И именно на этот предмет входит туда вдупель пьяный анестезиолог. Пытается приладить маску к тоскливому лицу объекта, но постоянно промахивается.
– Доктор, вы что, – пьяны? – ужасается пациент.
– Я – пьяный?! Да ща хируууурги придут! – ласково откликается анестезиолог, пришлепывает маску и валится с ног.
Это – мой любимый анекдот. Жизненный, как говорят любительницы мелодрам. Потому что все каламбуры судьбы происходят у меня именно по этому сценарию. Если вы забыли, друзья мои, то напомню, что я – турагент. Я – тот самый человек, который дарит людям отдых. Ну не совсем дарит, скорее продает, но суть в том, что именно при его активном участии люди приобщаются к чудесам путешествий и отдыха. И, как бывает в подобных случаях, сапожник остается без сапог. Только не гово-рите, что у турагентов есть привилегия бесплатно путешествовать, впрягаясь в воз, на котором уселась разношерстная группа из 20–30 человек. А ну, кто хочет ответить по полной программе за такую группу, оттягивающуюся в формате “все включено” на берегу Средиземного моря? И убежденную, что если включено всë, то это означает также содержимое мини–бара, банные халаты гостиницы и ласковых горничных? Неужто никто не хочет? То–то. Так что не надо завидовать. Вот почему мой любимый отдых – пассивный. Люблю я, друзья мои, подрыхнуть в выходной день часов эдак 15–20. Ну от силы – 24, не больше. Пик этих персональных дрыхов приходился у меня на ноябрь месяц. Это та прекрасная пора, когда приезжие туристы отъехали, а свои потенциально отбывающие пока еще не определились, куда смотаться от гостей на Новый Год.
Итак, ноябрь месяц, ночь субботы, которая у меня рабочая, но переходящая в воскресенье, предназначенное для глубокого отсыпа. Покопался в купленном накануне компьютере, почитал что–то техническое, потом – смешное, потом – техническое, но очень смешное, и в три часа ночи благоразумно отключил дверной звонок. Выключил сотовый, вырубил городской телефон. Убедился, что музыкальный центр не стоит на таймере. Помыл руки, заглянув в зеркало – умыл и лицо. Представив всë остальное, зашел в душевую кабинку, намок, обсушился – и лег в свою постель. Как благовоспитанный и солидный человек. И сны пошли тоже такие серьезные, благовоспитанные, как будто спит не турагент, а завканцелярией госбанка.
Однако как раз на самом интересном месте моего банковского сна, где–то около сейфа и девяти утра, начался стук в дверь. Я продолжаю спать и надеяться, что уберутся. Ни фига. Стук–стук–стук. Я – ноль эмоций, как нормальный банковский служащий. А незваный гость уже не просто бьет кулаками, но и лягается. Тут уж и во сне стало понятно, что запросто он не уйдет, и я пошел открывать дверь.
На пороге стоял незнакомый мужчина солидного возраста:
– Здравствуйте. Надеюсь, не разбудил вас. Мы собираем подписи в поддержку воссоединения России, Белорусии и Армении. Поставьте свою подпись, пожалуйста. Мы уже 3 миллиона подписей собрали по Армении.
Я онемел. Это что, плохая шутка или хороший подвох? Первое апреля – в ноябре?
– Слушайте, дядя, – начал я, – вы что, не заметили сегодня во сне, что инсульт схватили?
– Как это? – удивился мужик, но пока не обиделся.
– А то, что в Армении всего три лимона жителей. Вы что, по второму кругу идете? И вообще я уже подписался за воссое-динение с Коста Рикой. А ну быстренько! Садись на маршрутку – и прямиком в нейрохиргию: может, хоть одно полушарие спасут!
– Грубиян,– обиделся наконец борец за воссоединиеие, – Сталина на вас нет…
А что – Сталин? В принципе, я ему не враг, вот только не было при нем зарубежного туризма. И секса не было, как известно. А мне оба жизненно необходимы, друзья мои. Последовательно и параллельно. Так что на данном историческом отрезке я против товарища Сталина. Но сейчас мне не до секса и не до Сталина: пойду досматривать свой солидный банковский сон. Вернулся в свою постель, политически обматерил на сон грядущий воссоединителя–сталиниста и закрыл глаза в предвкушении сна. Фиг! Раздался стук в дверь. Неужто Сталин воскрес?! Я помчался к двери с одной целью – убить Сталина и того мужика, что подписи собирал. Открыл дверь. Там стоит мой младший кузен, приехавший из другого города ознакомиться с моим новым компьютером. Я состроил радушную физиономию, но преду-предил, чтобы знакомился он молча, без единого звука! Потому что лично я буду спать.
Поначалу всë так и было. Но через полчасика наглянул Рубен. Это мой старый друг и участник всех безобразий, когда–либо затеянных мной. Если быть научно достоверным, то затевал–то Рубен, а я становился невольным участником. Вот и сейчас напрасно было притворяться, что у меня дома никого нет: пятнадцатиминутное изложение его утреннего задора постуки-ванием в дверь по системе Морзэ сломило мою сонную волю, и я пошел открывать.
Мой солдатский мат с порога его ничуть не смутил. Он был радостен и весел, как в месяц май.
– Давай–давай, сегодня я в хорошем настроении.
– Слушай, Рубен, ты или уйди, или молча подсаживайся в очередь на компьютер. Я спать буду!
– Спать? “Да ща хирурги придут”!
– Вы что, ребята? Да ведь воскресенье еще и не началось! Рассвет, понимаешь.
Рубен в ответ улыбнулся, переступил порог и посоветовал:
– Оделся бы. Сейчас Аркадий подойдет.
– Как Аркадий? Опять Аркадий? Почему Аркадий?
Наш общий друг Аркаша был маловосприимчив к научным аргументам, так что я, понял, что нужно текать. Xоть куда. Главное, чтобы там была кровать и было тихо.
Оделся в темпе дагестанской лезгинки, открыл входную дверь… и меня радостно обнял Аркадий. Он на полцентнера тяжелее меня, так что пришлось имитировать радость и реально вернуться в квартиру. Было около десяти утра. Все нормальные люди еще спят или уже спят. И только я попал в этот кошмар полуночников…
– А мы к тебе с приятным мероприятием, – сказали ребята,– решили, вот, отпраздновать твой новый компьютер.
– Компьютер? – было обрадовался я, – ну конечно! Какой вообще базар?! Вот вам червонец, мужики. Идите и празднуйте этот исторический факт. Я остаюсь дома. Адью!
– Да нет, ты не понял, – обиделись ребята, – угощаем мы и отмечать будем вместе! Всë, пошли.
С учетом задора Рубена и весовой категории Аркадия, вывод напросился сам собой: лучше сейчас пойти с ними не теряя времени, а потом вернуться и спать дальше.
– Спасибо, дорогие вы мои, – говорю, – пошли!
Решили ребята повезти меня на хаш. Это такое армянское блюдо из говяжих ножек, которое едят спозаранку, но с чесноком. При этом закусывают его острыми соленьями и запивают теоретически умеренным количеством водки из расчета двух стаканов на одну порцию хаша. Но теория здесь как правило мертва, так что я выпросил у друзей обещание ограничиться нормативной пропорцией. Они согласились. Всë, приемлемо. Отодрали от компьютера двоюродного братишку и пошли.
Интерьер ресторана был украшен каменными глыбами вместо стен. Не лучшее место для клаустрофоба, зато лучшее – для исследователей истории кулинарии. Вот так оно, должно быть, и начиналось! В интерьер гармонично вписывалась усатая официантка, которую все звали дядей. Она, конечно, слегка обижалась, но основным ее аргументом против дразнилки был не безусловно женский пол, а условно молодой возраст:
– Вы зря меня дядей обзываете. Я ведь так молода еще…
Вона как! Значит дядя для нее – некто в годах!
– Ну ладно, сестричка, – говорю, чтобы сгладить конфликт, – давай нам четыре хаша и аксессуары к ним.
Тут официантка обиделась еще сильнее:
– Это приличное заведение, какие тут могут сексуары? Девок здесь не держим.
Словом, из–за терминологических расхождений хаш при-несли нам через час, когда мы успели поднабраться водки и острых солений. Так что сидели мы долго, конкретно и основа-тельно. Когда юная дядя принесла нам наконец счет, оказалось, что ни у кого, кроме меня, нет денег. Пришлось раскошелиться. Но я даже был рад: под этим предлогом можно будет смыться пораньше. Вышли на улицу, пообещав официантке называть ее тетей, и она обиделась пуще прежнего. Ну всë, думаю, впредь уж нас сюда никогда больше не впустят, можно будет спать. Оказалось, что пока мы отсиживались в пещере, пошел ранний ноябрьский снег, успевший натворить такую слякоть, что даже без моей воскресной программы глубокого отсыпа потянуло в постельку. Текать надо домой, да поскорей в кровать. Один! Без друзей и без баб! Но кто–то предложил выпить кофе. Пришлось. Уже час дня. Ну в принципе еще можно успеть всхрапнуть.
Дорога пролегала через Вернисаж – ереванскую выставку–продажу нон–стоп для картин и других произведений искусства под открытым небом. Какое открытое небо при такой погоде? Художники и их агенты жались под полиэтиленовой пленкой, натянутой над их шедеврами, кляня богемную жизнь и попивая кофе. В какой бы манере они ни работали, это уже был сюрреализм! Встретили каких–то знакомых, пошли все вместе согреться и попить чайку. Смотрю на часы: уже без четверти четыре!
– Ладно, говорю, ребята, спасибо за хаш и все остальные угощения, но мне пора домой по срочному делу.
Уже было оторвался, но Аркадий неожиданно вспомнил, что оставил у меня дома кошелек. Тот, из которого он собирался расплачиваться! Пошли домой. Взяли кошелек. Я уже беспардонно советую им удалиться на все четыре стороны.
– Xорошо, – согласились они. По чашке кофе – и уходим.
Я принес кофе. Посмотрел на часы: полшестого! С ума сойти!
Рубен играл на фортепиано, попутно травил анекдоты, Аркадий задумчиво похохатывал, кузен ковырялся в моем девственном компьютере. А я сидел на кровати, мечтал о сне и выяснял для себя, что же нас объединяет, кроме истории, уз братства и этого бессонного и бессмысленного воскресенья? И понял, что этого вполне достаточно, даже много. Около семи вечера постучали в дверь. Открываю. Стоят брат, жена и их дети. Пришли посмотреть, как я живу. Не скучно ли мне одному? Не опух ли я от чрезмерного сна? Пришлось одолживать у соседа стол и стулья. Потом еще подходили родственники и друзья, уходили друзья и родственники, пока где–то около полуночи дом не опустел.
К тому времени я притерпелся к атмосфере то ли армейской казармы, то ли студенческого общежития, то ли колонии нестрогого режима. Банковский сон давно уплыл к более благодарной аудитории. После гостей я долго убирал квартиру, мыл посуду, разносил по соседям стол и стулья. Лег в кровать и задумался об этом абсурдном прошедшем воскресенье. И назвал я его Днем Молокана, или же Молоканиным Днем. Почему? Как бы вам объяснить… Молокане – староверы, сосланные русской императрицей именно в те районы Армении, которые в даль-нейшем оказались курортными. Так что живут они почти в российской прохладе, аккуратно белят свои каменные теремки, мужчины отпускают бороды, а женщины надевают платочки. В идеале они даже не пьют и не матерятся. Они, вероятно, – более русские, чем те, что живут в Твери или Самаре. Но при этом говорят по–армянски. Так что они “наши” – для обоих народов. И “не наши” – для обоих. Вот такая соединительная ткань в народонаселении… И такой же соединительной функцией друзья и родственники наделили почему–то мою холостяцкую квартиру.
Лично у меня народ собирался в этот день ежегодно. И каждому пациенту за столом было ясно, что еще немного – и к нам присоединятся подвыпившие хирурги. И это внушало чувство оптимизма. Люди приходили самые разные, приходили с радостью, приходили, даже не подозревая что же это такое – Молоканин День. И каждому я терпеливо объяснял, что это – новый праздник, мой праздник! Праздник мой и молокан всего мира, которые соединяют народы, оставаясь собою. Безо всякого Сталина.
Так что когда случится промозглый ноябрьский день, совпавший с воскресеньем и вашим неведеньем, куда же себя подевать, смело затевайте, друзья мои, Молоканин день! Поможет.