Ереван – спокойный город. Здесь никогда не бывает штормов, смерчей и цунами. Здесь даже не случаются наводнения, так как предпоследнюю ереванскую речку, Гедар, разбу-шевавшуюся и разлившуюся по окрестностям в середине двадцатого века, в веке двадцать первом глубоко закатали под асфальт, и теперь ее прежнее русло – автострада. Если армянские технократы будут и впредь так прытко распоряжаться милостями природы, то уже в следующем столетии небо у нас затянут в сеточку, и это будет глобальный национальный планетарий с аттракционами под куполом. А пока Ереван – тьфу–тьфу–тьфу– тихий город с позиции природных катаклизмов.
Но вся эта экологическая благодать не распространяется лично на меня. Потому что конкретно на моей жилплощади и в любой недвижимости, с которой у меня заводятся персональные отношения, кипят и бурлят активные природные процессы, низвергаются водопады и бушуют наводнения. Возможно, потому, что в позапозапрошлой жизни я был жрецом, отыскивавшим скрытые водные ресурсы со специальной магической рамкой наперевес. А может, потому, что это у меня кармическое наказание за то, что халтурил сантехником непосредственно в жизни прошлой.
Вообще я подсчитал, что у меня за последние три года было целых 27 неисправностей сантехники и протечек потолка. Если брать по одной среднестатистической неисправности на месяц, то получается, что за три года сантехнически мирными выдались у меня только девять месяцев! Возможно, именно этим благодатным месяцам я и обязан рождением дочки.
Есть такая штука на полу в ванной – слив называется. В ереванских квартирах они предусмотрены для того, чтобы заполнившая в случае ЧП ванную комнату лишняя вода вытекла именно в эту канализационную точку и не наводнила квартиру. А видели ли вы когда–либо, друзья мои, чтобы вода не вытекала, а била ключом из этого отверстия, как заправский фонтан на одной из наших площадей? А я видел. И с ужасом наблюдал это сантехническое чудо как раз у себя в ванной комнате! Я даже подумал подключить к системе видеоплейер и подзаработать на экскурсиях в свой персональный цветомузыкальноводопроводно-фонтанный комплекс. Но улыбка судьбы продлилась всего несколько часов. Ровно столько, чтобы подпортить мой паркетный пол, свежеотделанный потолок нижнего соседа и наши с ним дружеские отношения.
Была у меня невинная эксплуататорская мечта. Пере-бра-вшись с семьей в бóльшую квартиру, я решил сохранить прежнюю, однокомнатную, с тем, чтобы она пахала на нас, как военопленный Тиграна Великого. Квартира была в самом центре Еревана и сулила регулярные и солидные дивиденты от кварти-росъемщиков–иностранцев. Не тут–то было! Получив статус доходного дела, квартирка бойко принялась эксплуа-тировать меня.
Пару недель назад сдал я ее командировочному японцу. И в тот самый момент, когда меня терзали 400 туристов, с повадками которых вы ознакомились в предыдущих рассказах, звонит мне Фуджино–сан. И зычным голосом ниндзи сообщает, что у него из–под бачка, пардон, унитаза постоянно стекает на пол вода, и из–за этого квартирный насос работает, как сердце у курящего европейского алкаша с полувековым стажем. Тут ниндзя издает непереводимый рык и добавляет, что где–то сверху в районе кухни еще и каплет на пол, а кроме того, подтекает под мойкой и под стиральной машиной. Одним словом – проходной эпизод из фильма катастроф на территории отдельно взятой квартиры в центре Еревана, а в эпицентре катаклизма – заезжий японец–сан.
Деваться было некуда. Пришлось забросить туристов на произвол армянской судьбы и с тяжелым сердцем отправляться вызволять японца из унитазного цунами. Приехал, окунулся в круговорот воды в природе моей квартиры и задумался о смысле жизни вообще и судьбах сантехников в частности. Но при этом меняю прокладку и подкручиваю гайки в унитазном бачке. Даааа, думаю, интересно было бы продемонстрировать свои таланты туристам: стали бы они и дальше энергично трясти мою постунитазную руку при встречах? Периодически выныривая за инструментами, вдруг замечаю, что ниндзя в галстуке странно поглядывает на меня. Интересно, думаю, ниндзи имеют обычай топить своих жертв в унитазных пространствах или просто вколачивают их носом в бачок? А может, впечатление мое складывается от специфического эпикантуса, т.е. разреза глаз, наследника опасных традиций?
И так, знаете ли, между прочим, как и большинство сантехников, завел с наблюдателем светский разговор. Мол, мы Токийских университетов не кончали, но тоже не лыком шиты. К тому же, и баранку крутим на работу и оттуда не какой–нибудь, а японской “Шиваки”. Опять же, размороженным суши лакомимся иногда в дорогущем ресторане, при этом сакэ со зверской мордой заглатываем, чтоб по дороге не передумать. Это вы, восходо-солнцевская братва, о нас ни хрена не знаете, а мы о вас – огого – сколько! Хоть вы для нас и иностранцы, но знаем мы всю вашу подноготную, включая коварные повадки кинониндзей. Я вот тоже в детстве на дзюдо ходил, знаешь ли… Это я на всякий случай ввернул, чтобы японец учел, что имеет дело с подготовленным специалистом. И опять же между делом, продувая фильтры бачка, спрашиваю по–английски, а как это будет по–японски “иностранец”?
– Hi–tzin, – отвечает.
– Да нет, – улыбаюсь я сквозь унитазный фильтр, – Hi–tzin – это я. А вот кто я буду, если приеду в Японию?
– Hi–tzin, – отвечает.
– Тоже верно, – соглашаюсь с гостем столицы. – Ладно, – а вот кто ты сам–то, но здесь, в Ереване?
– Hi–tzin, – упорствует квартиросъемщик.
– Ну и ну! – поразился я и уставился на его эпикантус. – Так ты – что, по маме армянин или по папе?
Тут уже удивился японец и сощурил свой эпикантус так, что глазки зарешетило на протонном уровне.
– Нет, – говорит он гордо, но будучи человеком воспитанным в нормальном восточном мире, мелко–мелко так кланяется, – у нас в роду даже китайцев не было, много–много поколений – одни японцы. Но вы, армяне–сан, тоже хорошие люди, только глаза уж слишком круглые, спать, наверное, трудно.
– Так какой же ты тогда Hi–tzin, если все дедушки с бабушками – сплошь японцы? – тихо завожусь я, но не забываю установить очищенный фильтр на положенное унитазное место.
И здесь, чтобы донести до читателя свое терминологическое возмущение, должен я вам объяснить, друзья, что Hi–tzin – нормальное армянское слово, означающее “рожденный армянином”. Когда я провел этот ликбез и среди чистопородного японца, мы долго, но по–разному щурились друг на дружку.
– А ведь Tzin – это “оттудашний” – прошепелявил японец, – а Hi – “культурный человек”… Так может, вы, армяне, – японцы?
– Фиг тебе – выпучил я на него свои и без того круглые глаза, – ты кто по специальности, Фуджи–сан? Случайно, не антрополог?
– Нет, – заулыбался японец и бисерно так закланялся над унитазом, – я – инженер–сантехник!
Блин! Так я тут по–дилетантски ишачил в унитазном раструбе, пока этот дипломированный сантехник водил меня за мой чистопородный армянский нос, прикидываясь ничего не смыслящим в унитазных делах армянином? Или как он там объяснял? Выходов было два: макать его в свежеотлаженный унитазный бачок – или извлекать из загашника бутылку хорошего армянского коньяка. Второй вариант мне больше глянулся. Да и ему тоже.
Так что мы помирились, не поссорившись. И сошлись на том, что армяне и японцы, в принципе, – братья. И даже языки наши очень даже похожи. Правда, глаза у нас – разные. Но смотрят на мир одинаково добродушным взглядом культурных людей, что в переводе на японский – Hi–tzin.
МОРАЛЬ:
- Японцы, учите русский язык. Или на худой конец – армянский.
- Армяне, учитесь у японцев делать унитазы и всякие там прибамбасы по водной технике.
- Сантехники, блин, вы все – козлы!.. На всякий случай.